Мучные младенцы - Страница 30

— Саймон Мартин! — рявкнул он, обрубая прекрасный тенор на корню. — Почему ты не на взвешивании?

Саймон остановился как вкопанный, держа в руках осциллограф.

— Я переношу оборудование для доктора Фелтома, сэр, — ответил он невинным голосом ученика, знающего, что за ним стоит более могущественный учитель. — Это для ЭКСПО.

Лицо мистера Картрайта почернело. ЭКСПО! ЭКСПО! До начала оставалось еще несколько дней, а его уже тошнило от одного только упоминания о ней. Это мероприятие испортило ему всю четверть. Почему во всех школах под этот узаконенный хаос могли отвести конец четверти, а доктор Фелтом не мог? Что он возомнил о себе?

Терпение мистера Картрайта лопнуло. Прежде чем он успел взять себя в руки, поток антипедагогической брани сорвался с его губ и отозвался в коридоре с такой силой, что Саймон содрогнулся. Не то чтобы он не знал таких слов. Знал и похуже. И даже сам довольно часто пускал их в ход. Но чтобы Старый Мерин, брызжа слюной, так сквернословил — такого он еще не слыхивал!

Никогда еще учитель не возносился в глазах своего ученика так высоко.

— А ты, — закончил мистер Картрайт, воззрившись на Саймона испепеляющим взглядом, — я хочу, чтобы ты бросил все барахло прямо здесь и немедленно вернулся в класс на взвешивание.

— Так точно, сэр.

Саймон поставил осциллограф и цифровой генератор синусоидальных колебаний Вишарта прямо на пол и послушно поплелся по коридору вслед за учителем.

— Так-то оно лучше, — пробормотал мистер Картрайт. Это, конечно, замечательно, думал он, что Саймон теперь полон решимости не унывать. Но к сожалению — и в школе всегда так — всякое хорошее начинание доводится до абсурда.

Дурное настроение покинуло его на пороге классной комнаты.

— Так! — крикнул он и на лету подхватил Филипа Брустера, который отрабатывал прыжки в высоту, используя в качестве перекладины коляски Саида. — Довольно! С меня хватит! Закатывайте эту фуру в угол и вставайте с мешками в очередь. Сейчас я соберу их и передам обратно доктору Фелтому.

— Как обратно?

Мистер Картрайт совершенно превратно истолковал причину их удивления и озабоченности.

— Так. Передам обратно. Я знаю, что до конца эксперимента еще четыре дня, но вы можете провести это время с пользой и сделать последние записи в своих дневниках.

— Но…

— Никаких «но»! — отрезал мистер Картрайт. — Сдавайте младенцев. Я ко всем обращаюсь.

Он стоял возле весов.

— Кто хочет быть первым?

Наступила оглушительная тишина, из чего мистер Картрайт сделал вывод, что первым не хочет быть никто.

— Может, начнем с тебя, Джордж?

Джордж так смутился, что не смог даже качнуть головой.

— Генри?

Генри оглядел остальных, словно призывая их в свидетели очевидной несправедливости. Заметив, что он отвернулся, мистер Картрайт нетерпеливо продолжил.

— А что Рик? Его нет? Нет, конечно нет. А ты что скажешь, Расс? Ты готов передать сюда твоего младенца? Последнее взвешивание, и расстанешься с ним навсегда. Как тебе эта мысль?

Расс перестал обирать с младенца кошачью шерсть и поднял голову. Он не понял, что сейчас все в классе выжидающе смотрят на Саймона Мартина, в надежде, что тот, кто так рьяно расписывал им достоинства этого эксперимента, выйдет из своего мертвенного оцепенения и прояснит, наконец, это очевидное недоразумение. Вновь сосредоточившись на кошачьих волосках, Расс непринужденно спросил:

— А как же Великий Взрыв?

Мистер Картрайт изумленно вытаращился на него.

— Какой взрыв?

— Великий… — Расс снова поднял голову. — Саймон сказал нам, что в последний день мы устроим Великий Взрыв и нам разрешат разнести наших мучных младенцев в клочья.

— Разнести в клочья?

Мистер Картрайт не мог скрыть своего изумления.

— Разнести младенцев в клочья? И вы ему поверили?

Он посмотрел вокруг и увидел их поникшие лица.

— Ясно! — констатировал он. — Вы все поверили ему!

Он повернулся к Саймону, чье лицо по мере того, как он выходил из ступора, заливалось краской жгучего стыда.

— И ты убедил их, что в последний день им разрешат взорвать сто фунтов муки?

Саймон кивнул.

Мистер Картрайт развел руками.

— Вот здесь? В моем кабинете?

Саймон снова кивнул.

С трудом сдерживая зародившуюся в недрах своего тела сейсмическую активность, мистер Картрайт засмеялся. Чтобы не потерять равновесие, он ухватился руками за край стола. Его поначалу сдержанное хихиканье постепенно переросло в грубое гоготание, гоготание сменилось громоподобным хохотом, а громоподобный хохот вылился в настоящее землетрясение смеха. Слезы брызнули из глаз учителя. Стол в его руках задрожал. Стекла зазвенели в оконных рамах. В соседнем кабинете мисс Арнотт с опаской посмотрела на развешанные по стенам наглядные пособия.

Мистер Картрайт указал на Саймона.

— Ты… Ты…

Он довольно долго не мог закончить фразу.

— Ты сказал им, что я разрешу взорвать сто фунтов муки в моем кабинете!

Он запустил руку в карман и вытащил огромный несвежий платок, чтобы утереть им слезящиеся глаза.

— И они тебе поверили!

Новый приступ смеха повалил мистера Картрайта на пол. Пол содрогнулся, а стол, который он, падая, увлек за собой, завалился на доску и придавил метровую деревянную линейку со стальной окантовкой. Линейка с треском сломалась пополам, причем одна половина застряла между столом и доской, а вторая взлетела к потолку и угодила прямо в лампу.

Ба-бах!!!!!!

Взрыв был воистину великий. Искры и осколки битого стекла сверкающим дождем обрушились вниз. Крики изумления и восторга потонули в шипении и треске древней аварийной электропроводки.