Нет. Так ведь расслабишься и не заметишь, что вся жизнь прошла. Надо все время быть начеку.
Мисс Арнотт все еще смотрела на него с надеждой. А Саймону всегда нравилась мисс Арнотт, и он не хотел разрушать ее наивные педагогические мечты.
Пошаркав ногами, он изо всех сил постарался быть дипломатичным:
— Возможно, — сказал он. И повторил, немного тверже: — Возможно.
И, чтобы избежать дальнейших мучений, поспешил к выходу.
Едва оказавшись в коридоре, Саймон почувствовал, что пригвожден к стене чем-то, что он поначалу принял за крошечный броневичок.
Над ним возвышался Саид, улыбаясь как последний идиот.
— Что это за фигня? — призвал его к ответу Саймон.
Саид отъехал на несколько дюймов, чтобы Саймон мог высвободиться и получше рассмотреть его изобретение.
— Что, не видишь? Это коляска.
— Почему у нее восемь колес?
Саид закатил глаза.
— Потому что на самом деле это две коляски, сцепленные вместе проволокой для плавкого предохранителя, которую Туллис стащил для меня, вот почему.
— Но зачем это?
— Мучные младенцы. — Глаза Саида горели. — Смотри сюда, Сайм. Сколько мучных младенцев, по-твоему, можно запихнуть в одну коляску, так, чтобы они при этом не вывалились?
Саймон достал свою куклу из портфеля и усадил ее сбоку, как королеву.
— Около десяти, — сказал он, немного поразмыслив. — Придется потесниться, но они не вывалятся.
— Именно! — торжествующе воскликнул Саид. — Десять здесь, впереди, и девять сзади. Все девятнадцать младенцев в двух колясках, связанных вместе.
— И что?
Саид начинал терять терпение.
— Не тормози, Сайм! Это ясли на колесах. Детский сад!
— Детский ад… — пробормотал Саймон.
Саид начал толкать коляски вперед. Жестко сцепленные между собой, коляски были совершенно неуправляемы и не вписывались в поворот. Саиду пришлось выполнить разворот в три приема, повинуясь эмоциональным, но бестолковым указаниям Саймона.
— В этом весь смысл, — настаивал Саид, когда им, наконец, удалось вырулить на прямую. — Чем больше младенцев я сюда запихну, тем больше заработаю.
Саймон ничего не понимал.
— Заработаю?
Саид уставился на него.
— Это не благотворительный детский сад, — строго сказал он. — Я беру на себя ответственность — значит, я беру деньги. Это бизнес.
— Забей, Саид, — презрительно сказал Саймон. — Никто на такое не подпишется. Никто.
— Подпишутся как миленькие, — весело заверил его Саид. — У меня уже набралось с десяток желающих, плюс еще трое собирались пересчитать свои сбережения и решить, по карману ли им…
Бумммм!
Он врезался в доктора Фелтома, который выскочил из-за угла с такой скоростью, что не успел вовремя остановиться. Саймон готовился к худшему. К колоссальной выволочке. К новому наказанию. Пятьдесят строчек работы над ошибками. Но доктор Фелтом, придя в себя, просто обошел вокруг странное восьмиколесное транспортное средство, оценивая на глаз его характеристики и прикидывая его возможности.
— Невероятно!
Он обернулся к небольшой кучке своих приспешников, следовавших за ним с лабораторным оборудованием в руках.
— Невероятно! Какое совпадение! Не далее чем сегодня утром мы обсуждали подвижность транспортных средств, и вот перед нами идеальный пример того, что я пытался вам объяснить. Отметьте, что при жесткой прямоугольной конструкции таких размеров…
Он замолчал и заглянул под коляски.
— Восемь колес…
Сбитый с толку, он снова осекся.
— Что это? — спросил он, указывая на сцепку. — Это что, проволока для тридцатиамперного плавкого предохранителя? Надеюсь, вы не стащили ее у мистера Хайема!
И не дожидаясь ответа, он поспешил дальше, а за ним и его ученики. На ходу он все еще увлеченно рассказывал о таких загадочных вещах, как угол проходимости и трансмиссия.
Саймон и Саид прислонились к стене, глядя им вслед. Саид радовался, что кража десяти метров проволоки осталась нераскрытой, а Саймон в очередной раз убедился, что был прав, отказавшись от мысли стать ботаником. В ту минуту он снова почувствовал себя в полной безопасности.
Они молча постояли еще несколько секунд. Когда последний из свиты доктора Фелтома исчез за углом, Саид легонько пихнул Саймона.
— Вот горемыки… — сказал он. покачав головой.
И Саймон эхом ответил ему:
— Да, горемыки…
Они не без усилия стряхнули с себя скорбное настроение, невольно навеянное той малой толикой информации, которую они усвоили из импровизированного урока о подвижности транспортных средств.
И вместе покатили коляску дальше, задумав разыскать какой-нибудь крутой склон, чтобы немного повеселиться и прогнать печальные мысли.
На одиннадцатый день терпение Робина Фостера лопнуло, и он зафутболил своего младенца в канал. В считанные секунды младенец пошел ко дну. За три дня до этого события, на очередном контрольном взвешивании, которое устраивали два раза в неделю, дела обстояли не так уж и плохо. Младенец Фостера не потерял в весе из-за плохого обращения. И не прибавил из-за влаги. Но когда на одиннадцатый день Робин возвращался домой из школы, что-то в нем сломалось, в результате чего со дна канала поднялось несколько пузырей, а через перила на грязную черную воду уставилось несколько любопытных лиц.
— Смертельный удар!
— С концами!
— Ну ты даешь!
— Зачем ты это сделал?
Но Робин, похоже, не собирался ничего объяснять.
— Я просто не мог иначе, ясно?
— Нет, — сказал Саймон, поправляя чепчик своей кукле. — Не ясно. Мне совершенно не ясно.
Робин злобно взглянул на него.